Неточные совпадения
Степан Аркадьич с оттопыренным карманом серий, которые за три месяца вперед отдал ему купец,
вошел наверх. Дело с
лесом было кончено, деньги
в кармане, тяга была прекрасная, и Степан Аркадьич находился
в самом веселом расположении духа, а потому ему особенно хотелось рассеять дурное настроение, нашедшее на Левина. Ему хотелось окончить день зa ужином так же приятно, как он был начат.
Солнце уже спускалось к деревьям, когда они, побрякивая брусницами,
вошли в лесной овражек Машкина Верха. Трава была по пояс
в середине лощины, и нежная и мягкая, лопушистая, кое-где по
лесу пестреющая Иваном-да-Марьей.
Когда дорога понеслась узким оврагом
в чащу огромного заглохнувшего
леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам
в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей
лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из
леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз,
в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами
в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались
в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея,
входила и
вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Не всякий и сумеет
войти в избу к Онисиму; разве только что посетитель упросит ее стать к
лесу задом, а к нему передом.
Завидели берега Явы, хотели
войти в Зондский пролив между Явой и островком Принца,
в две мили шириною, покрытым
лесом красного дерева.
Вообще весь рейд усеян мелями и рифами. Беда
входить на него без хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе пристани, уперся
в глинистый берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились —
в саду не
в саду и не
в лесу, а
в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых деревьев и кустов. Из наших северных знакомцев было тут немного сосен, а то все новое, у нас невиданное.
В самом деле, мы
входили в широкие ворота гладкого бассейна, обставленного крутыми, точно обрубленными берегами, поросшими непроницаемым для взгляда мелким
лесом — сосен, берез, пихты, лиственницы.
Река Кумуху интересна еще и
в том отношении, что здесь происходят как раз стыки двух флор — маньчжурской и охотской. Проводниками первой служат долины, второй — горные хребты. Создается впечатление, будто одна флора клином
входит в другую. Теперь, когда листва опала, сверху, с гор, было хорошо видно, где кончаются лиственные
леса и начинаются хвойные. Долины кажутся серыми, а хребты — темно-зелеными.
К полудню мы
вошли в густой
лес.
Дальше мы
вошли в зону густого хвойно-смешанного
леса. Зимой колючки чертова дерева становятся ломкими; хватая его рукой, сразу набираешь много заноз. Скверно то, что занозы эти
входят в кожу
в вертикальном направлении и при извлечении крошатся.
— Или опять:
войди ты
в лес — прохладно; выдь из
лесу в поле — пот с тебя градом льет. Нужды нет, что
в поле ветром тебя обдувает, а все-таки жарко.
Я думал, что он, утолив жажду, сейчас же снова скроется
в лесу, но лось смело
вошел в воду сначала по колено, потом по брюхо, затем вода покрыла его спину, и на поверхности ее осталась только одна голова, а потом только ноздри, глаза и уши.
Вместе с молодежью прошелся он по аллеям: липы немного постарели и выросли
в последние восемь лет, тень их стала гуще; зато все кусты поднялись, малинник
вошел в силу, орешник совсем заглох, и отовсюду пахло свежим дромом,
лесом, травою, сиренью.
Не успели они кончить чай, как
в ворота уже послышался осторожный стук: это был сам смиренный Кирилл… Он даже не
вошел в дом, чтобы не терять напрасно времени. Основа дал ему охотничьи сани на высоких копылах,
в которых сам ездил по
лесу за оленями. Рыжая лошадь дымилась от пота, но это ничего не значило: оставалось сделать всего верст семьдесят. Таисья сама помогала Аграфене «оболокаться»
в дорогу, и ее руки тряслись от волнения. Девушка покорно делала все, что ей приказывали, — она опять вся застыла.
Вскоре после того Павел услышал, что
в комнатах завыла и заголосила скотница. Он
вошел и увидел, что она стояла перед полковником, вся промокшая, с лицом истощенным, с ногами, окровавленными от хождения по
лесу.
Вышло, что я до сего дня на проданный мне
лес любуюсь, но
войти в него не могу: чужой!
"Один генерал, служивший по гражданской части (впрочем, с сохранением военного чина и эполет), не быв никогда
в лесу, пожелал
войти вовнутрь оного.
Тут я
в первый раз взглянул на него попристальнее. Он был
в широком халате, почти без всякой одежды; распахнувшаяся на груди рубашка обнаруживала целый
лес волос и обнаженное тело красновато-медного цвета; голова была не прибрана, глаза сонные. Очевидно, что он
вошел в разряд тех господ, которые, кроме бани, иного туалета не подозревают. Он, кажется, заметил мой взгляд, потому что слегка покраснел и как будто инстинктивно запахнул и халат и рубашку.
Лошади добрались до опушки и
вошли в нее. Тень
леса накрыла их широко и мягко, и со всех сторон.
Плотная масса одинаковых людей весело текла по улице единою силою, возбуждавшей чувство приязни к ней, желание погрузиться
в нее, как
в реку,
войти, как
в лес. Эти люди ничего не боятся, на все смотрят смело, все могут победить, они достигнут всего, чего захотят, а главное — все они простые, добрые.
В такую именно пору Валериан Николаевич Дарьянов прошел несколько пустых улиц и, наконец, повернул
в очень узенький переулочек, который наглухо запирался старым решетчатым забором. За забором видна была церковь. Пригнув низко голову, Дарьянов
вошел в низенькую калиточку на церковный погост. Здесь,
в углу этого погоста, местилась едва заметная хибара церковного сторожа, а
в глубине, за целым
лесом ветхих надмогильных крестов, ютился низенький трехоконный домик просвирни Препотенской.
На одной станции у небольшого города, здания которого виднелись над рекой, под
лесом,
в вагон, где сидел Матвей,
вошел новый пассажир.
Войдя в порт, я, кажется мне, различаю на горизонте, за мысом, берега стран, куда направлены бугшприты кораблей, ждущих своего часа; гул, крики, песня, демонический вопль сирены — все полно страсти и обещания. А над гаванью —
в стране стран,
в пустынях и
лесах сердца,
в небесах мыслей — сверкает Несбывшееся — таинственный и чудный олень вечной охоты.
— О нет, нет… Я буду
в лесу в это время, никуда из хаты не выйду… Но я буду сидеть и все думать, что вот я иду по улице,
вхожу в ваш дом, отворяю двери,
вхожу в вашу комнату… Вы сидите где-нибудь… ну хоть у стола… я подкрадываюсь к вам сзади тихонько… вы меня не слышите… я хватаю вас за плечо руками и начинаю давить… все крепче, крепче, крепче… а сама гляжу на вас… вот так — смотрите…
(Быстро уходит
в лес налево. Варвара Михайловна делает движение, как бы желая идти за ним, но тотчас же, отрицательно качнув головой, опускается на пень.
В глубине сцены, около ковра с закусками, является Суслов, пьет вино. Варвара Михайловна встает, уходит
в лес налево. С правой стороны быстро
входит Рюмин, оглядывается и с жестом досады опускается на сено. Суслов, немного выпивший, идет к Рюмину, насвистывая.)
Надо думать, что приманка была хороша, так как, едва прошел я две-три лужайки среди светлого
леса, невольно
входя в роль и прижимая локти, как делают женщины, когда спешат, как
в стороне послышались торопливые голоса.
— Ну, да вот. Когда я был холостым, я имел глупость
войти в сношения с женщиной здесь, из нашей деревни. То есть, как я встречался с ней
в лесу,
в поле…
Войдите в порядочный
лес — не говорим о
лесах Америки, говорим о тех
лесах, которые уже пострадали от рук» человека, о наших европейских
лесах, — чего недостает этому
лесу?
Мухоедов попробовал низенькую дверь, которая с крыльца вела
в темные сени, — она оказалась незапертой; походив по сеням и несколько раз окликнув хозяев, Мухоедов
вошел сначала
в переднюю избу, а потом
в заднюю — везде было пусто, и Мухоедов решил, что хозяева, вероятно, ушли
в лес.
Они завели обыкновение
входить в господские
леса, как
в свои собственные, наделывали множество саней и продавали их на ближней ярмарке; кроме того, все толстые дубы они продавали на сруб для мельниц соседним козакам.
— Хочешь ли ты указать мне, что ради праха и золы погубил я душу мою, — этого ли хочешь? Не верю, не хочу унижения твоего, не по твоей воле горит, а мужики это подожгли по злобе на меня и на Титова! Не потому не верю
в гнев твой, что я не достоин его, а потому, что гнев такой не достоин тебя! Не хотел ты подать мне помощи твоей
в нужный час, бессильному, против греха. Ты виноват, а не я! Я
вошёл в грех, как
в тёмный
лес, до меня он вырос, и — где мне найти свободу от него?
В это время была у меня встреча с Михайлой; чуть-чуть она худо не кончилась для нас. Иду я однажды после трапезы полуденной на работу, уже
в лес вошёл, вдруг догоняет он меня,
в руках — палка, лицо озверевшее, зубы оскалил, сопит, как медведь… Что такое?
Эта книжечка, какова ни есть, попадись
в руки моему Горбу-Маявецкому. Прочитал и узнал меня живьем. Принялся отыскивать; отыскал петербургский Лондон, а меня нет, я любуюсь актерщицами. Он Кузьму за мною: призови, дескать, его ко мне. Кузьма отыскал театр, да и
вошел в него. Как же уже последний театр был, и на исходе, то никто его и не остановил.
Войдя, увидел кучу народу, а
в лесу барышни гуляют; он и подумал, что и я там где с ними загулялся. Вот и стал по-своему вызывать.
Посмотрев еще раз кругом на оставшуюся сзади только что пройденную дорогу, на темнеющий
лес, на огоньки деревушки, на стаю ворон, кружившихся и каркавших над болотом, и проводив
в ворота последнюю телегу, на которой сидел Хомяк, староста сам
вошел во двор этапа, где уже слышались шум голосов и суета располагавшейся на ночевку партии.
Они могли
входить в камни,
в стены,
в деревья, и случилось однажды: он проходил по
лесу, а дерево — осина быстро наклонилась и протянула скользкие ветви, чтобы удушить его.
Это был тот самый Федька, которому он семнадцать лет тому назад подарил книжку с картинками. Это он упрекнул мать за то, что она не пожалела нищего. С ним вместе
вошел, и тоже с топором за поясом, немой племянник. Теперь это был взрослый, с редкой бородкой, морщинистый, жилистый человек, с длинной шеей, решительным и внимательно пронизывающим взглядом. Оба мужика только позавтракали и шли
в лес.
Смотрю на кучу скирд, на сломанный забор,
На пруд и мельницу, на дикий косогор,
На берег ручейка болотисто-отлогий,
И
в ближний
лес вхожу.
Самое лучшее для этого то, чему учит Христос:
войти одному
в клеть и затвориться, то есть молиться
в полном уединении, будет ли оно
в клети,
в лесу или
в поле.
Теперь больше здесь делать было нечего, и я пошел домой. Когда я подходил к фанзе Кивета, из
лесу вышли два удэхейца Вензи и Дилюнга, и мы вместе
вошли в дом. Я стал рассказывать своим спутникам о том, что видел, и думал, что сообщаю им что-то новое, оригинальное, но удэхейцы сказали мне, что филин всегда таким образом ловит рыбу. Иногда он так долго сидит
в воде, что его хвост и крылья плотно вмерзают
в лед, тогда филин погибает.
В это время
в юрту
вошел молодой ороч и сообщил, что подходит лодка с русскими рабочими, которые с пилами и топорами шли вверх по реке Хади рубить и плавить
лес. Старики оживились, поднялись со своих мест и потихоньку стали расходиться по домам.
Войдя в реку, мы пристали к правому ее берегу и тотчас принялись устраивать бивак
в лесу, состоящем из ели, пихты, березы и лиственицы. Время года было позднее. Вода
в лужах покрылась льдом, трава и опавшая с деревьев листва, смоченные дождем, замерзли, и мох хрустел под ногами. Натаскали много дров и развели большой костер.
В Мой нос, когда Я, подобно Топпи, стал внюхиваться
в воздух,
вошло гораздо больше Рима и его ужасно длинной и крайне занимательной истории: так старый гниющий лист
в лесу пахнет сильнее и крепче, чем молодая зеленая листва.
Серебряков (резко). И
в другой раз потрудитесь не
входить без доклада, и прошу вас избавить меня от ваших психопатических выходок! Всем вам хотелось вывести меня из терпения, и это удалось вам… Извольте меня оставить! Все эти ваши
леса, торфы я считаю бредом и психопатией — вот мое мнение! Пойдем, Иван Иванович! (Уходит.)
Дверь была отворена: она посмотрела
в дверь, видит —
в домике никого нет, и
вошла.
В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по
лесу.
Во время одной из прогулок князя и княжны по зиновьевскому саду они подошли к стеклянной китайской беседке, стоявшей
в конце сада над обрывом. Из беседки открывался прекрасный вид на поле и
лес. Был шестой час вечера, и солнце уже не обжигало земли своими все же ослабевшими после полудня лучами. Княжна Людмила и князь Сергей Сергеевич
вошли в беседку.
— Уж не сам ли король королей тут живет!» Десять башен поставь рядом, разве выйдет такой дом: посмотришь на трубы, шапка валится, а
войдешь в него — запутаешься, как
в незнакомом
лесу.
— Но сегодня я еще не хочу
войти в дом моего отца… Только
в тот день, когда там меня встретит мой сын, я
войду в этот дом: Борис и Иннокентий Антипович должны встретить меня на пороге дома моего отца… До тех же пор никто не должен знать, что я еще жива… Днем я буду по-прежнему скрываться
в лесу, а ночью мы будем встречаться с тобой, Егор, и говорить о наших любимцах… Дня через три-четыре, Гладких уже может быть здесь с моим сыном!.. Время промчится незаметно…
Спустились вниз, перешли по лавам через речку, долго шлепали по мокрым лугам и затем по болоту и наконец
вошли в дремучий Дарагановский
лес.
Туча сдвинулась с полнеба, звезды заискрились, предметы несколько выступили из земли, и вход
в лес означился. Вольдемар с трудом поворотил шею, сжатую страхом: нигде уж не видать было огонька. Члены его развязались, грудь освободилась от тяжести, на ней лежавшей; ветерок повеял ему
в лицо прямо с востока, и сердце его освежилось. Смело
вошел он
в лес и через несколько минут очутился
в хижине лесничего.
Было чудное июльское утро, когда наши грибоискатели
вошли под тень векового бора. На дворе становилось уже жарко, яркое солнце, вышедшее из-за горизонта, быстро накаляло не успевший еще охладеть за короткую летнюю ночь воздух, но
в лесу все веяло прохладой.